Арсений Несмелов. Поэзия Первой мировой войны. Скоро вам будет нужно. Что мне эта ласковость морская

Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Арсений Несмелов

Харбин, 1930-е гг.
Имя при рождении:	Арсений Иванович Митропольский
Псевдонимы:	А. Арсеньев, Н. Арсеньев, Арсений Бибиков, Сеня Смелов, Николай Дозоров, Н. Рахманов, Анастигмат, Розга, Не-пыли
Полное имя	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти:
Гражданство (подданство):	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род деятельности:	поэт, прозаик, журналист
Годы творчества:
Направление:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Жанр:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Язык произведений:
Дебют:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Премии:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды:
Подпись:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). \|Произведения]] в Викитеке
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Арсе́ний Несме́лов (наст. имя и фам. Арсе́ний Ива́нович Митропо́льский , др. псевдонимы - А. Н-ов , А. Н-лов , А. Арсеньев , Н. Арсеньев , Арсений Бибиков , Сеня Смелов , Николай Дозоров , Н. Рахманов , Анастигмат , Тётя Розга , Не-пыли ; 8 (20) июня , Москва - 6 декабря , село Гродеково Приморского края , тюрьма для пересыльных) - русский поэт, прозаик, журналист.

Биография

Родился в Москве в семье надворного советника, секретаря Московского окружного военно-медицинского управления И. А. Митропольского, бывшего также литератором. Младший брат русского писателя и редактора И. И. Митропольского .

В начале весны 1920 года оказался во Владивостоке , где занялся журналистикой и литературной деятельностью, взяв в качестве литературного псевдонима фамилию боевого товарища, погибшего под Тюменью . В мае 1924 года вместе с несколькими другими бывшими белыми офицерами пешком (благодаря карте, данной ему во Владивостоке В. К. Арсеньевым) перешёл советско-китайскую границу. Поселился в Харбине . Активно сотрудничал в местной русскоязычной периодике (журналы «Рубеж », «Луч Азии»; газета «Рупор» и др.): публиковал рассказы, стихи, обзоры, фельетоны, статьи о литературе. Некоторое время редактировал страницу «Юный читатель Рубежа» (приложение к газете «Рупор»).

Член Всероссийской фашистской партии , по заказу которой написал сборник публицистических стихов «Только такие» и поэму «Георгий Семена», изданные не под основным псевдонимом, а под именем «Н. Дозоров».

С 1941 года - курсант вечерних курсов политической подготовки, организованных при разведывательной школе в Харбине . По окончании курсов был зачислен официальным сотрудником 4 отдела Японской Военной Миссии, работал на курсах пропагандистов. Читал предмет «Литературно-художественная агитация». На курсах имел псевдоним «Дроздов». В мае 1944 был переведён в 6 отдел миссии, где и работал до занятия Харбина Красной Армией в 1945 году.

В августе 1945 года арестован и вывезен в СССР. Согласно официальной справке, умер 6 декабря того же года в пересыльной тюрьме в Гродекове (ныне посёлок Пограничный в Пограничном районе Приморского края).

Творчество

Поэзия Несмелова была известна уже в 1920-е годы, её высоко ценили Борис Пастернак , Марина Цветаева , Николай Асеев , Леонид Мартынов , Сергей Марков и др. Валерий Перелешин , представитель младшего поколения харбинских поэтов, ставил Несмелова очень высоко и считал его если не своим учителем, то человеком, которому он обязан вхождением в литературу; в 1970-1980-е годы внёс неоценимый вклад в собирание распылённого литературного наследия Несмелова.

Многие стихи Несмелова носят повествовательно-балладный характер, некоторые из них просто развлекательны, но он умел также выразить свои серьёзные человеческие устремления в строках о природе, в философской лирике и в стихах о войне .

Библиография

Митропольский А. Военные странички: [Проза и стихи]. М.: Изд. А. П. Гамова, 1915. - 48 с.
Стихи. - Владивосток.: Тип. Воен. академии, 1921. - 64 с.
Тихвин (Повесть). Владивосток: Тип. «Далекая окраина», 1922. - 14 с.
Уступы: Стихи / Обл. А. Степанова. Владивосток: Тип. Иосифа Короть, 1924. - 32 с.
Кровавый отблеск: Стихи. Харбин, 1929. - 32 с. (на обложке ошибочно - 1928)
Без России. Харбин: Изд. Н. А. Гаммера, 1931. - 64 с.
Через океан: [Поэма]. Шанхай: Гиппокрена, 1934. - 21 с.
Рассказы о войне. Шанхай, 1936.
Дозоров Н . Георгий Семена: Поэма. Берн [Шанхай], 1936. - 18 с.
Дозоров Н . Только такие! Шанхай: Изд. Шанхайского отдела ВФП, 1936. - 70 с.
Полустанок. Харбин, 1938. - 30 с.
Протопопица: Поэма. Харбин, 1939. - 16 с.
Белая флотилия: Стихи. Харбин: Изд. А. И. Митропольского, 1942. - 63 с.
Избранная проза / Под ред. и с коммент. Э. Штейна. Orange: Антиквариат, 1987. - 151 c.
Без России. Том первый / Под ред. и с коммент. Э. Штейна. Orange: Антиквариат, 1990. - 479 c.
Без Москвы, без России: Стихотворения. Поэмы. Рассказы / [Сост. и коммент. Е. Витковского и А. Ревоненко; Предисл. Е. Витковского]. - М.: Московский рабочий, 1990. - 461, с.
Собрание сочинений. В 2-х тт. / Сост. Е. Витковский, А. Колесов, Ли Мэн, В. Резвый; Предисл. Е. Витковского; Коммент. Е. Витковского, Ли Мэн. Владивосток: Рубеж, 2006.
- Т. 1: Стихотворения и поэмы. - 560 с.
- Т. 2: Рассказы и повести. Мемуары. - 732 с.
В художественном мире харбинских писателей. Арсений Несмелов: материалы к творческой биографии. В 3-х томах / Сост. и коммент. А. Забияко, В. Резвого, Г. Эфендиевой. Благовещенск: изд. АмГУ, 2015.
- Т. 1. Ч. 1. - 348 с.; Ч. 2. - 395 с.

Музыкальные произведения на стихи поэта

В репертуар Валерия Леонтьева входят две песни композитора Владимира Евзерова на стихи Арсения Несмелова: «Каждый хочет любить» («Песня года 1999») и «Волчья страсть» («Песня года 2000»).

Напишите отзыв о статье "Несмелов, Арсений Иванович"

Примечания

Литература

А. В. Пигин. Древнерусская и фольклорная легенда в поэме Арсения Несмелова «Прощёный бес». - Труды Отдела древнерусской литературы, 61, 2010.

См. также

Владиво-Ниппо (ja:浦潮日報)

Ссылки

в «Сетевой Словесности»

Просмотр этого шаблона

Организации

Персоналии

Печатные издания

Труды

Списки

Отрывок, характеризующий Несмелов, Арсений Иванович

– Завтра я уже буду в другом, более спокойном месте. И надеюсь, Караффа обо мне на время забудет. Ну, а как же вы, мадонна? Что же станет с вами? Я не могу помочь вам из заключения, но мои друзья достаточно влиятельны. Могу ли я быть полезным вам?
– Благодарю вас, монсеньёр, за вашу заботу. Но я не питаю напрасных надежд, надеясь отсюда выйти... Он никогда не отпустит меня... Ни мою бедную дочь. Я живу, чтобы его уничтожить. Ему не должно быть места среди людей.
– Жаль, что я не узнал вас раньше, Изидора. Возможно, мы бы стали добрыми друзьями. А теперь прощайте. Вам нельзя здесь оставаться. Папа обязательно явится пожелать мне «удачи». Вам ни к чему с ним здесь встречаться. Сберегите вашу дочь, мадонна... И не сдавайтесь Караффе. Бог да пребудет с вами!
– О каком Боге вы говорите, монсеньёр? – грустно спросила я.
– Наверняка, уж не о том, которому молится Караффа!.. – улыбнулся на прощание Мороне.
Я ещё мгновение постояла, стараясь запомнить в своей душе образ этого чудесного человека, и махнув на прощание рукой, вышла в коридор.
Небо развёрзлось шквалом тревоги, паники и страха!.. Где находилась сейчас моя храбрая, одинокая девочка?! Что побудило её покинуть Мэтэору?.. На мои настойчивые призывы Анна почему-то не отвечала, хотя я знала, что она меня слышит. Это вселяло ещё большую тревогу, и я лишь из последних сил держалась, чтобы не поддаваться сжигавшей душу панике, так как знала – Караффа непременно воспользуется любой моей слабостью. И тогда мне придётся проиграть, ещё даже не начав сопротивляться...
Уединившись в «своих» покоях, я «зализывала» старые раны, даже не надеясь, что они когда-либо заживут, а просто стараясь быть как можно сильней и спокойнее на случай любой возможности начать войну с Караффой... На чудо надеяться смысла не было, так как я прекрасно знала – в нашем случае чудес не предвиделось... Всё, что произойдёт, я должна буду сделать только сама.
Бездействие убивало, заставляя чувствовать себя всеми забытой, беспомощной и ненужной... И хотя я прекрасно знала, что не права, червь «чёрного сомнения» удачно грыз воспалённый мозг, оставляя там яркий след неуверенности и сожалений...
Я не жалела, что нахожусь у Караффы сама... Но панически боялась за Анну. А также, всё ещё не могла простить себе гибель отца и Джироламо, моих любимых и самых лучших для меня на свете людей... Смогу ли я отомстить за них когда-либо?.. Не правы ли все, говоря, что Караффу не победить? Что я не уничтожу его, а всего лишь глупо погибну сама?.. Неужели прав был Север, приглашая уйти в Мэтэору? И неужели надежда уничтожить Папу всё это время жила только во мне одной?!..
И ещё... Я чувствовала, что очень устала... Нечеловечески, страшно устала... Иногда даже казалось – а не лучше ли было и правда уйти в Мэтэору?.. Ведь кто-то же туда уходил?.. И почему-то их не тревожило, что вокруг умирали люди. Для них было важно УЗНАТЬ, получить сокровенное ЗНАНИЕ, так как они считали себя исключительно одарёнными... Но, с другой стороны, если они по-настоящему были такими уж «исключительными», то как же в таком случае они забыли самую простую, но по-моему очень важную нашу заповедь – не уходи на покой, пока в твоей помощи нуждаются остальные... Как же они могли так просто закрыться, даже не оглядевшись вокруг, не попытавшись помочь другим?.. Как успокоили свои души?..
Конечно же, мои «возмущённые» мысли никак не касались детей, находящихся в Мэтэоре... Эта война была не их войной, она касалась только лишь взрослых... А малышам ещё предстояло долго и упорно идти по пути познания, чтобы после уметь защищать свой дом, своих родных и всех хороших людей, живущих на нашей странной, непостижимой Земле.
Нет, я думала именно о взрослых... О тех, кто считал себя слишком «особенным», чтобы рисковать своей «драгоценной» жизнью. О тех, кто предпочитал отсиживаться в Мэтэоре, внутри её толстых стен, пока Земля истекала кровью и такие же одарённые, как они, толпами шли на смерть...
Я всегда любила свободу и ценила право свободного выбора каждого отдельного человека. Но бывали в жизни моменты, когда наша личная свобода не стоила миллионов жизней других хороших людей... Во всяком случае, именно так я для себя решила... И не собиралась ничего менять. Да, были минуты слабости, когда казалось, что жертва, на которую шла, будет совершенно бессмысленна и напрасна. Что она ничего не изменит в этом жестоком мире... Но потом снова возвращалось желание бороться... Тогда всё становилось на свои места, и я всем своим существом готова была возвращаться на «поле боя», несмотря даже на то, насколько неравной была война...
Долгие, тяжёлые дни ползли вереницей «неизвестного», а меня всё также никто не беспокоил. Ничего не менялось, ничего не происходило. Анна молчала, не отвечая на мои позывы. И я понятия не имела, где она находилась, или где я могла её искать...
И вот однажды, смертельно устав от пустого, нескончаемого ожидания, я решила наконец-то осуществить свою давнюю, печальную мечту – зная, что наверняка никогда уже не удастся по-другому увидеть мою любимую Венецию, я решилась пойти туда «дуновением», чтобы проститься...
На дворе был май, и Венеция наряжалась, как юная невеста, встречая свой самый красивый праздник – праздник Любви...
Любовь витала повсюду – ею был пропитан сам воздух!.. Ею дышали мосты и каналы, она проникала в каждый уголок нарядного города... в каждую фибру каждой одинокой, в нём живущей души... На один этот день Венеция превращалась в волшебный цветок любви – жгучий, пьянящий и прекрасный! Улицы города буквально «тонули» в несметном количестве алых роз, пышными «хвостами» свисавших до самой воды, нежно лаская её хрупкими алыми лепестками... Вся Венеция благоухала, источая запахи счастья и лета. И на один этот день даже самые хмурые обитатели города покидали свои дома, и во всю улыбаясь, ожидали, что может быть в этот прекрасный день даже им, грустным и одиноким, улыбнётся капризница Любовь...
Праздник начинался с самого раннего утра, когда первые солнечные лучи ещё только-только начинали золотить городские каналы, осыпая их горячими поцелуями, от которых те, стеснительно вспыхивая, заливались красными стыдливыми бликами... Тут же, не давая даже хорошенько проснуться, под окнами городских красавиц уже нежно звучали первые любовные романсы... А пышно разодетые гондольеры, украсив свои начищенные гондолы в праздничный алый цвет, терпеливо ждали у пристани, каждый, надеясь усадить к себе самую яркую красавицу этого чудесного, волшебного дня.
Во время этого праздника ни для кого не было запретов – молодые и старые высыпали на улицы, вкушая предстоящее веселье, и старались заранее занять лучшие места на мостах, чтобы поближе увидеть проплывающие гондолы, везущие прекрасных, как сама весна, знаменитых Венецианских куртизанок. Этих единственных в своём роде женщин, умом и красотой которых, восхищались поэты, и которых художники воплощали на веки в свои великолепных холстах.

Я всегда считала, что любовь может быть только чистой, и никогда не понимала и не соглашалась с изменой. Но куртизанки Венеции были не просто женщинами, у которых покупалась любовь. Не считая того, что они всегда были необыкновенно красивы, они все были также великолепно образованы, несравнимо лучше, чем любая невеста из богатой и знатной Венецианской семьи... В отличие от очень образованных знатных флорентиек, женщинам Венеции в мои времена не разрешалось входить даже в публичные библиотеки и быть «начитанными», так как жёны знатных венецианцев считались всего лишь красивой вещью, любящим мужем закрытой дома «во благо» его семьи... И чем выше был статус дамы, тем меньше ей разрешалось знать. Куртизанки же – наоборот, обычно знали несколько языков, играли на музыкальных инструментах, читали (а иногда и писали!) стихи, прекрасно знали философов, разбирались в политике, великолепно пели и танцевали... Короче – знали всё то, что любая знатная женщина (по моему понятию) обязана была знать. И я всегда честно считала, что – умей жёны вельмож хотя бы малейшую толику того, что знали куртизанки, в нашем чудесном городе навсегда воцарились бы верность и любовь...

20 июня 1889 - 06 декабря 1945

русский поэт, прозаик, журналист

Биография

Учился во Втором Московском кадетском корпусе, из него перевёлся в Нижегородский Аракчеевский, который и окончил в 1908 году. Печататься начал в 1911-1912 годах в приложениях к журналу «Нива». 20 августа 1914 года мобилизован; всю первую мировую войну провёл на Австрийском фронте. Демобилизован 1 апреля 1917 года в чине подпоручика, вернулся в Москву. Находился под следствием как секретный сотрудник охранного отделения, но был оправдан. В начале ноября 1917 года (н. ст.) принимал участие в московском восстании юнкеров. Через несколько недель уехал из Москвы на Урал (в г. Курган), позднее - в Омск , где присоединился к войскам Верховного главнокомандующего А. В. Колчака ; был адъютантом коменданта Омска полковника Василия Катаева, тогда же получил чин поручика. Отступая вместе с Белой армией, в начале весны 1920 года оказался во Владивостоке , где занялся журналистикой и литературной деятельностью, взяв в качестве литературного псевдонима фамилию погибшего на фронте друга. Во Владивостоке оставался до мая 1924 года, после чего вместе с несколькими другими офицерами пешком (благодаря карте, данной ему во Владивостоке В. К. Арсеньевым) перешёл советско-китайскую границу и до 1945 г. прожил в Харбине . Член Российской фашистской партии. В августе 1945 г. был арестован и вывезен в СССР; умер 6 декабря того же года в пересыльной тюрьме в Гродекове .

Творчество

Первую книгу («Военные странички», 1915), включавшую несколько беллетризованных очерков и пять стихотворений, издал под собственной фамилией в Москве. Под основным псевдонимом во Владивостоке были изданы сборники стихотворений «Стихи» (1921) и «Уступы» (1924), а также поэма «Тихвин» (1922); в Китае - сборники «Кровавый отблеск» (1929, на обложке ошибочно - 1928), «Без России» (1931), «Полустанок» (1938) и «Белая Флотилия» (1942, все - Харбин), поэмы «Через океан» (Шанхай , 1934) и «Протопопица» (Харбин, 1939), книга новелл «Рассказы о войне» (Шанхай, 1936). Сборник стихов «Только такие!» (Харбин, 1936) и поэма «Георгий Семена» (отд. изд. - Берн , 1936), вышедшие под псевдонимом «Николай Дозоров», написаны для Всероссийской фашистской партии, возглавлявшейся К. Родзаевским. Поэзия Арсения Несмелова была известна уже в 1920-е годы, её высоко ценили Борис Пастернак, Марина Цветаева, Николай Асеев, Леонид Мартынов , Сергей Марков , Валерий Перелешин и др.

Библиография

Наиболее полное издание произведений А. Несмелова, включившее значительную часть известных на сегодняшний день поэтических произведений и почти половину разысканной прозы, а также мемуары:

Собрание сочинений. В 2-х тт. / Сост. Е. Витковский, А. Колесов, Ли Мэн, В. Резвый. - Владивосток: Рубеж, 2006.
Арсений Несмелов. Зоркие мгновенья: из неопубликованного Стихотворения и рассказы. Вступительная статья В. Резвого. «Сибирские огни», 2009, № 1 (Новые находки)

Музыкальные произведения на стихи поэта

Биография

Библиография

Митропольский А. Военные странички: [Проза и стихи]. М.: Изд. А. П. Гамова, 1915. - 48 с.
Стихи. - Владивосток.: Тип. Воен. академии, 1921. - 64 с.
Тихвин (Повесть). Владивосток: Тип. «Далекая окраина», 1922. - 14 с.
Уступы: Стихи / Обл. А. Степанова. Владивосток: Тип. Иосифа Короть, 1924. - 32 с.
Кровавый отблеск: Стихи. Харбин, 1929. - 32 с. (на обложке ошибочно - 1928)
Без России. Харбин: Изд. Н. А. Гаммера, 1931. - 64 с.
Через океан: [Поэма]. Шанхай: Гиппокрена, 1934. - 21 с.
Рассказы о войне. Шанхай, 1936.
Дозоров Н . Георгий Семена: Поэма. Берн [Шанхай], 1936. - 18 с.
Дозоров Н . Только такие! Шанхай: Изд. Шанхайского отдела ВФП, 1936. - 70 с.
Полустанок. Харбин, 1938. - 30 с.
Протопопица: Поэма. Харбин, 1939. - 16 с.
Белая флотилия: Стихи. Харбин: Изд. А. И. Митропольского, 1942. - 63 с.
Избранная проза / Под ред. и с коммент. Э. Штейна. Orange: Антиквариат, 1987. - 151 c.
Без России. Том первый / Под ред. и с коммент. Э. Штейна. Orange: Антиквариат, 1990. - 479 c.
Без Москвы, без России: Стихотворения. Поэмы. Рассказы / [Сост. и коммент. Е. Витковского и А. Ревоненко; Предисл. Е. Витковского]. - М.: Московский рабочий, 1990. - 461, с.
Собрание сочинений. В 2-х тт. / Сост. Е. Витковский, А. Колесов, Ли Мэн, В. Резвый; Предисл. Е. Витковского; Коммент. Е. Витковского, Ли Мэн. Владивосток: Рубеж, 2006.
- Т. 1: Стихотворения и поэмы. - 560 с.
- Т. 2: Рассказы и повести. Мемуары. - 732 с.
В художественном мире харбинских писателей. Арсений Несмелов: материалы к творческой биографии. В 3-х томах / Сост. и коммент. А. Забияко, В. Резвого, Г. Эфендиевой. Благовещенск: изд. АмГУ, 2015.
- Т. 1. Ч. 1. - 348 с.; Ч. 2. - 395 с.

Музыкальные произведения на стихи поэта

Примечания

Литература

А. В. Пигин. Древнерусская и фольклорная легенда в поэме Арсения Несмелова «Прощёный бес». - Труды Отдела древнерусской литературы, 61, 2010.

«Мы жили тогда на планете другой…»

Выпуская в 1953 г. в Нью-Йорке свою антологию русской эмигрантской поэзии, составитель Юрий Иваск назвал ее «На Западе» и в предисловии констатировал, что «данные о дальневосточных поэтах отсутствуют» Примечание: это целиком рукотворная и эксклюзивная работа; все материалы собраны по крохам и подготовлены Евгением Витковским и Владиславом Резвым, на которую ушло ни много-ни мало 35(!) лет. Библиотека Александра Белоусенко - http://www.belousenko.com, 4 мая 2004.
. В отличие от литературы западной русской эмиграции, русская зарубежная литература Дальнего Востока и сегодня изучена ничтожно мало. А она, представленная такими именами, как Арсений Несмелов, Валерий Перелешин (Салатко-Петрище), Марианна Колосова, Юстина Крузенштерн-Петерец, Алексей Ачаир (Грызов А.А.), Ольга Скопиченко, Лариса Андерсен, Василий Обухов, Григорий Ржевский (Сатовский), Николай Щеголев (добавим в этот список и жившего в Шанхае в 1935–1943 гг. Александра Вертинского), - неотъемлемая часть единой русской литературы ХХ века.

Из перечисленных поэтов Арсений Несмелов (псевдоним, настоящая фамилия - Митропольский, 1889–1945), автор тринадцати сборников стихов и прозы, произведения которого разбросаны по миру и находятся в настоящее время в личных архивах в России, Испании, США, Австралии, - без сомнения, наиболее значительный и крупный поэт русского восточного зарубежья. В нашей стране честь открытия поэзии Арсения Несмелова принадлежит Е.В.Витковскому, много сделавшему для того, чтобы русский читатель узнал и полюбил поэта.

Русское дальневосточное зарубежье

К настоящему времени, благодаря работам отечественных и зарубежных исследователей (Штейн Э., Витковский Е., Крейд В., Бакич О., Таскина Е., Агеносов В., Иванов Ю., Бузуева О., Соловьева Т., мемуаристы Перелешин В., Хаиндрова Л., китайские литературоведы Дяо Шаохуа, Ван Джи Чан, Сюй Гохун, Чен Лэй, Лю Хао, Цзяо Чень, Ли Иннань), постепенно восстанавливается во всей ее сложности и полноте панорама литературной жизни русского дальневосточного зарубежья, серьезное научное изучение которой только начинается и которая оказывается не менее насыщенной, интересной и, вместе с тем, более трагической, чем западная. Обе ветви русской эмиграции, дополняя одна другую, составили в свое время литературу «русского рассеяния», а в наши дни вливаются двумя равноценными потоками в общее русло русской литературы ХХ века.

Биография Арсения Несмелова

Арсений Несмелов родился в Москве, в семье статского советника, увлекавшегося толстовскими идеями. До 1905 г. учился во Втором кадетском корпусе, где двумя десятилетиями ранее обучался А.И.Куприн. Русскому писателю-реалисту будет посвящен впоследствии автобиографический рассказ Несмелова «Второй Московский», включенный автором в сборник «Рассказы о войне» (Харбин, 1936). Одиннадцатилетний кадет Ртищев наделен здесь чертами кадета Митропольского, образ которого встречается и в стихотворном творчестве Несмелова: «И давно мечтаю о себе - /О веселом маленьком кадете, /Ездившем в Лефортово на «Б» («Женщины живут, как прежде, телом…») Печатается по тексту отдельного издания (Владивосток, 1922). В поэме немало автобиографических черт; о поездках кадета Митропольского к тетке в Тихвин на зимние каникулы см. т. 2 наст. изд., рассказ «Волки» (впервые опубликован: «Луч Азии», 1944, № 3). Упоминания Несмелова об этом городе автобиографичны; Тихвин расположен в 220 км от Санкт-Петербурга; видимо, он проводил там зимние каникулы: «Милая моя сестрица Пашенька, жена железнодорожного врача, обосновалась неподалеку от Питера, в городе Тихвине. Высылали мне из дому двадцать пять рублей в месяц. Кончив в неделю полагающийся мне родительский четвертной, уезжал к сестре и мужу ее в милый Тихвин. Проживешь там с неделю, подзаймешь на дальнейшее, и возвращаешься в Питер» («Волки»). В поэме немало анахронизмов: «тогда явился Блок» соседствует с тем, что Санкт-Петербург именуется Петроградом. «…Женский монастырь» - Введенский женский монастырь, построен по приказу царя Ивана Грозного в 1560 г.
Евгений Витковский (Москва) Ли Мэн (Чикаго)
.

В годы Первой мировой войны Арсений Митропольский служил на Западном фронте в 11-м гренадерском Фанагорийском полку - прапорщиком, подпоручиком, поручиком. События этих лет оживут впоследствии в стихотворениях «27 августа 1914 года», «Подарок», «Солдатская песня», «Память» (сборник «Белая флотилия» (Харбин, 1942) и в рассказах «Короткий удар», «Богоискатель», «Полковник Афонин» (сборник «Рассказы о войне»). Был ранен. Удостоен боевых наград за мужество и личную доблесть (в том числе награжден четырьмя орденами). В октябре - ноябре 1917 г. принимал участие в восстании юнкеров в Москве.

«Мы - белые…»

Именно в эти дни А. Митропольский-Несмелов выбирает свою Судьбу («Так наша началась борьба»):

Мы - белые. Так впервые Нас крестит московский люд. Отважные и молодые Винтовки сейчас берут.

(«Восстание», 302).

После поражения восстания, в 1918 г. он уезжает в Омск, в армию А.В. Колчака, и этот год считает отныне годом своего духовного рождения («Мы - дети восемнадцатого года», 89), что дает ему право через десятилетие в сборнике «Кровавый отблеск» (Харбин, 1928), горько отметив: «Все меньше нас, отважных и беспутных, /Рожденных в восемнадцатом году», посвятить этому году прекрасные и вдохновенные строки:

И обреченный, он пылал отвагой. Был щит его из гробовой доски. Сражался он надломленною шпагой, Еще удар, и вот она - в куски. Ничьи знамена не сломила гибель, Не прогремел вослед ничей салют. Но в тех сердцах, где мощно след он выбил, И до сих пор ему хвалу поют. /…/ Хвала тебе, год-витязь, год-наездник, С тесьмой рубца, упавшей по виску. Ты выжег в нас столетние болезни: Покорность, нерешительность, тоску.

(«Восемнадцатому году», 78–79)

Мы бежим, отбитые от стаи…»

С разбитыми остатками армии А.В. Колчака («Мы отползали, /Задом пятясь, /Уже Урал отдав врагу…» - «У карты», 64) А. Несмелов оказывается во Владивостоке, центре Дальневосточной буферной республики:

Мы бежим, отбитые от стаи, Горечь пьем из полного ковша, И душа у нас совсем пустая, Злая, беспощадная душа. Всходит месяц колдовской иконой, - Красный факел тлеющей тайги. Вне пощады мы и вне закона, - Злую силу дарят нам враги. Ненавидеть нам не разучиться, Не остыть от злобы огневой. …Воет одинокая волчица, Слушает волчицу часовой. Тошно сердцу от звериных жалоб, Неизбывен горечи родник… Не волчиха, родина, пожалуй, Плачет о детенышах своих.

(«На водоразделе», 82)

С 1922 г. он является сотрудником газеты «Дальневосточная трибуна», после ее закрытия переходит на положение «свободного журналиста», много печатаясь в русской периодике соседнего Китая: журналах «Рубеж», «Луч Азии», альманахе «У родных рубежей», газете «Рупор» и др., не гнушаясь и литературной поденщины: критических разборов, рифмованной рекламы и фельетонов в стихах. В 1924 г. бывший белый офицер А. Митропольский бежал через тайгу в Китай и обосновался в Харбине:

Словно маятник молотком, -

Об одном, об одном, об одном:

Не Россия ли за окном? Не последний ли взор ее, Не последнее ль острие В сердце беженское мое?

(«Разве жизнь бывает тесна…», 241)

«Один из способов выражения своей личности»

20 августа 1945 г., после занятия Харбина советскими войсками, А. Несмелов был арестован. Дата его смерти, долгое время остававшаяся неизвестной, выяснилась лишь в 1970-е гг.

«Поэзия для человека - один из способов выражения своей личности», - писал Николай Гумилев в своих «Письмах о русской поэзии» «Empress of Asia» - «Владычица Азии» (англ.).
. Исследование творчества А. Несмелова - это исследование личности русского писателя не в ее обыденной, будничной («нормальной») обстановке, а в обстоятельствах исключительных и экстремальных - в обстоятельствах эмиграции. Именно эмиграция сделала из Арсения Несмелова писателя трагического склада. Почти все его творчество автобиографично, что дает возможность отождествлять образ самого поэта и его лирического героя.

Стихи Арсений Митропольский начал писать еще в кадетском корпусе (сначала тайно), и первые его публикации - в «Ниве» - относятся к 1912–1913 гг. Некоторые произведения его сборника «Стихи» (Владивосток, 1921) не свободны от различных влияний. Еще далеко до того уровня стихотворного и словесного мастерства, которое поэт продемонстрирует в своих зрелых сборниках. В ранней поэзии Несмелова - при всей ее оригинальности и самобытности - можно обнаружить перекличку с творчеством различных поэтов: И. Северянина, М. Цветаевой (с которой он состоял в длительной переписке), Н. Асеева, В. Маяковского (с которым был лично знаком). Явственно здесь и влияние северянинской музы с ее салонным дендизмом:

Запах вдыхая аниса, Хочется выпить ликер, Но нарядить Адониса В фрачный костюм - куафер.

(«Голубой разряд», 25)

А. Несмелов иногда прямо заимствует северянинскую лексику («громокипящие законы», «надоедный день»), так же отдает предпочтение составным неологизмам («слезотечь», «смехозыбь», «морелюбы», «веселая Оль-Оль»), подхватывает у своего предшественника ритмический рисунок «поэзы», окрашенной - северянинской же - ироничностью:

Лирический репортаж, 29–30»)

«Боюсь начать, изгнанием подрублен…»

Только найдя свою собственную тему - тему романтики Белого движения, поражения и изгнанничества («Но по ночам заветную строфу / Боюсь начать, изгнанием подрублен…» - «О России», 104), Арсений Несмелов вырастает в большого поэта, взыскательного художника, выразившего ярче, чем кто-либо другой из поэтов русского дальневосточного зарубежья «тоску, острей которой нет» («Родина», 164), разлуки с родной землей. Воспетые Мариной Цветаевой в ее Лебедином стане рыцари Белого движения в несмеловских стихах так же сражаются, гибнут или - после поражения - скитаются в эмиграции, превратившись в «воинов с котомками» Я жду (фр.).
. Доминантой несмеловского творчества, главным стержнем его человеческой и поэтической судьбы становится лично им выстраданная тема эмиграции, вместившая «четверть века беженской судьбы» («Великим постом», 225) и достигающая такой высоты и пронзительной силы, что это ставит его в ряд самобытнейших русских поэтов.

«Ведь вы же женщина - о Родина!»

Источником надежды и веры для А. Несмелова на всем протяжении его творчества всегда оставались русский язык и Россия, очень часто выступающая в его стихах как категория духовная и нравственная. Вместе с тем образ России для поэта многозначен, что раздвигает границы его лирики, - он может быть затаенно интимным и глубоко личным. Если в русской литературе традиционно восприятие России в образе матери (исключение здесь составляет лишь поэзия Александра Блока, в которой образ России предстает различными гранями: возлюбленной - невесты - жены), то для А. Несмелова Родина выступает не только в традиционном образе, но и в образе любимой женщины, с которой лирического героя связывают сложные, драматические отношения. Свое прощание с ней в 1924 г. (стихотворение «Переходя границу») он сравнивает с прощанием с любимой женщиной, когда мужчине, несмотря на смертельную боль и обиду, следует вести себя мужественно и сдержанно, без упреков и жалоб. Несколько раз для передачи живой, естественной разговорной речи использован такой авторский прием, как перенос части фразы из одной строки в следующую (enjambement):

Пусть дней немало вместе пройдено, Но вот не нужен я и чужд, Ведь вы же женщина - о Родина! - И, следовательно, к чему ж Все то, что сердцем в злобе брошено, Что высказано сгоряча. Мы расстаемся по-хорошему, Чтоб никогда не докучать Друг другу больше. Все, что нажито, Оставлю вам, долги простив, Вам эти пастбища и пажити, А мне просторы и пути. Да ваш язык. Не знаю лучшего Для сквернословий и молитв. Он, изумительный, - от Тютчева До Маяковского велик. (81)

Выброшенный в чужой ему мир, А. Несмелов очень остро ощущал трагизм своей судьбы. Если, например, в художественном мире другого известного русского поэта-эмигранта Валерия Перелешина (1913–1992), выросшего в Харбине, взаимодействуют, врастая друг в друга, три равнозначных текста - русский, китайский, бразильский, и для него китайская тематика органична и естественна, то для Арсения Несмелова эмиграция - трагедия, и он, русский, остается внутри чужой культуры.

«О России»

В сборниках эмигрантского периода («Кровавый отблеск», «Без России», «Полустанок», «Белая флотилия») сознание обреченности переплетается с отчетливым пониманием необратимости происшедших в России перемен и невозможности туда вернуться: «Россия отошла, как пароход /От берега, от пристани уходит…» («О России», 103). Прочно врезаны в память эпизоды, обретающие свою значительность только потому, что связаны с Россией («Родина»): с «горечью бездонной» вспоминается провинциальный русский городок («Тихвин»), тишина арбатских переулков («Как на Россию непохоже», «Москва пасхальная»), с безмерным сочувствием показаны последние земные минуты старого русского генерала, ищущего на карте родную тамбовскую деревню («Кончина»).

Пылится в ломбарде ростовщика связка русских орденов, и среди них - белая эмаль и строгий простой рисунок св. Георгия («В ломбарде»):

Не алчность - робость чувствую в глазах Тех, кто к тебе протягивает руки, И ухожу… И сердце все в слезах От злобы, одиночества и муки. (78)

Три поэта-воина

Георгиевский крест для боевого офицера Арсения Митропольского-Несмелова, как и для его предшественника Николая Гумилева (у которого «…святой Георгий тронул дважды / Пулею не тронутую грудь» Статуя в Ватикане.
), - высший солдатский «знак доблести» («В гостях у полковника», 229), воспетый во многих его стихах. Примечательно, что именно в строках об ордене св. Георгия, свидетельствующих о русской боевой славе, в стихах А. Несмелова появляется образ Н. Гумилева с эпитетом «прекрасный»: «Твой знак носил прекрасный Гумилев, / И первым кавалером был Кутузов!» (78). Напомним, что в русской поэзии Серебряного века, по сути, - только три поэта-воина: поручики Николай Гумилев, Арсений Несмелов и казачий подъесаул Николай Туроверов, каждый со своей трагической судьбой.

Но горше всего для поэта то, что для России навсегда потеряно молодое поколение:

Кто осудит? Вологдам и Бийскам Верность сердца стоит ли хранить?.. Даже думать станешь по-английски, По-чужому плакать и любить. Мы - не то! Куда б ни выгружала Буря волчью костромскую рать, - Все же нас и Дурову, пожалуй, В англичан не выдрессировать.

(«Пять рукопожатий», 88)

К потомку, через столетия задумавшемуся над «многоречивым» томом» «Наша эмиграция в Китае» Действие рассказа происходит в период первой пятилетки (1928–1932 гг.), т. е. Несмелов описывает Владивосток, которого никогда не видел.
поэт обращает свое «не суди!»:

«…Из твоего окна Не открыты канувшие дали: Годы смыли их до волокна, Их до сокровеннейшего дна Трупами казненных закидали!

Обостренное чувство личности

У А. Несмелова в высокой степени развито обостренное чувство личности, личного самосознания. Его внимание привлекают такие же личности, такие же индивидуальности, как он сам, люди сильного и цельного характера. Весьма примечательно, что в его поэзии вообще отсутствует тема двойничества, тема раздвоения и раздробления личности, столь распространенная как в мировой, так и в русской литературе рубежа ХIХ - ХХ веков.

Нельзя не заметить глубокого родства поэтического мировосприятия Арсения Несмелова, автора поэм «Восстание», «Декабристы» (1925), «Через океан» (1930), «Протопопица» (1938–1939), посвященных людям сильного и цельного характера, и Николая Гумилева. В жизни и творчестве Николая Гумилева и Арсения Несмелова немало общего: почти ровесники, офицеры русской армии, активные участники Первой мировой войны, отмеченные боевыми наградами за доблесть и личное мужество, убежденные монархисты, оба они исповедовали кодекс рыцарской чести, отстаивали последовательно непримиримую позицию в отношении к событиям 1917 г.: «Грознейшей из всех революций /Мы пулей ответили: нет!» («Встреча вторая», 90).

Проза Арсения Несмелова

Прозу А. Несмелова - рассказы о сражениях Первой мировой войны («Короткий удар», «Богоискатель», «Полковник Афонин» и др.), его рассказы о военных буднях («Номер второй», «Атака», «В земле», «Будни», «В резерве», «Над Вислой» и др.), составившие первую из его опубликованных книг «Военные странички» (1915), вышедшую с грифом «Печатать разрешено военной цензурой», сближает с гумилевскими «Записками кавалериста» (также 1915 г.) авторский взгляд на войну - глазами очевидца и участника - как на нелегкий, но честный труд. Гумилевское восприятие воинов как «тружеников, медленно идущих / На полях, омоченных в крови, / Подвиг сеющих и славу жнущих» Новый государственный гимн СССР был утвержден в 1944 году.
, близко несмеловскому: «- Умерли честно в труде боевом!» - («Солдатская песня», 142). Поэт-воин, поэт-рыцарь - эти обычно приложимые к Н. Гумилеву определения вполне могут быть отнесены и к А. Несмелову.

С творческой манерой Н. Гумилева А. Несмелова сближала интенсивная работа по углублению смыслового содержания слова, лексическая четкость и строгость, определенного характера звукопись - акцентированно звонкие рифмы:

Всадник устало к гриве ник, Птицы летели за море. Рифма звенит, как гривенник, Прыгающий на мраморе.

(«Морелюбы», 34–35).

Так же, как Н. Гумилев, А. Несмелов вводит в произведение повествовательный элемент, и его произведениям так же свойствен полуэпический характер - это прежде всего относится к балладной форме с ее объективным миром зрительных образов, строгой композицией, чеканной лексикой, энергичным ритмом («Суворовское знамя», «Стихи о револьверах», «Легенда о драконе», «Баллада о даурском бароне» и др.).

В творчестве А. Несмелова оживают сильные гумилевские личности, картины и образы его произведений. В несмеловских стихах воины, всегда готовые «убить и умереть» («Броневик», 75), исповедуют кредо гумилевских героев: «Нет к былому возврата!» («Пираты», 29 - Ср. с гумилевским «Лучше слепое Ничто, / Чем золотое Вчера!» Невельский (Невельской) Геннадий Иванович (1813–1876) - мореплаватель, исследователь Дальнего Востока, адмирал. Памятник Невельскому - первый монумент во Владивостоке - открыт в 1897 году (скульптор Р. Бах, архитектор А. Антипов). В 1922 с памятника снят двуглавый орел, бюст и мемориальные доски. В 1927, увенчанный металлической красной звездой, переименован в “Памятник жертвам революции”. Восстановлен в 1960 году.
). Лексика А. Несмелова близка гумилевской: «пули ожог» («Встреча вторая», 90), «поцарапанный злой винчестер» («Тишина», 56), «пистолета тугой зазубренный курок» («Рассказ», 63), «браунинг, забытый меж игрушек» («В ломбарде», 78), - однако в абсолютном большинстве своем она проще, грубее, без приподнятой романтизированности Н. Гумилева: «И стали пить из голубых баклаг /Согретую и взболтанную водку» («Разведчики», 65). В произведениях А. Несмелова - столь же экзотические для глаза европейца, как картины гумилевской Африки, картины уссурийской тайги: сопки, распадки, ущелья, заросли гаоляна, фанзы зверовщиков и женьшеньщиков, тигровые и кабаньи тропы, чумиза на огне костра.

О человеческой судьбе

Согласно Н. Бердяеву, которого всегда интересовали проблемы человека, личности, творчества и который писал в своей работе «Смысл истории»: «Человеческая судьба есть не только земная, но и небесная судьба, не только историческая, но и метафизическая судьба, не только человеческая, но и Божественная судьба, не только человеческая драма, но и Божественная драма» Сибирские огни, 2009 N1
, все люди делятся на две категории: одни живут, исповедуя чувство обиды, другие - чувство вины. Несомненно, последнее более свойственно русскому менталитету: «Весь характер русской мысли, русской философии, русского морального склада и русской государственной судьбы несет в себе что-то мучительное» . По справедливому наблюдению того же автора, русская творческая мысль всегда обращена к Апокалипсису: «Мы творили от горя и страдания; в основе нашей великой литературы лежала великая скорбь, жажда искупления грехов, мира и спасения» .

Тема вины и покаяния

Наметившись в сонете Максимилиана Волошина «Мир» (ноябрь 1917 г.), тема вины и покаяния за равнодушие, пассивность, обернувшиеся предательством, «Иудиным грехом» в годы революции и гражданской войны, –

С Россией кончено… На последях Ее мы прогалдели, проболтали, Пролузгали, пропили, проплевали, Замызгали на грязных площадях. Распродали на улицах: не надо ль Кому земли, республик да свобод, Гражданских прав? И родину народ Сам выволок на гноище, как падаль , -

красной нитью проходит через творчество всех крупных русских поэтов ХХ века, не исключая и наших современников. Это чувство в высшей степени присуще Борису Чичибабину, автору «Плача по утраченной родине» (1992):

При нас космический костер беспомощно потух. Мы просвистали свой простор, проматерили дух. К нам обернулась бездной высь, и меркнет Божий свет… Мы в той отчизне родились, которой больше нет .

Ощущение личной вины

Особое место тема вины и покаяния занимает в творчестве Арсения Несмелова. В отличие от Н. Гумилева, при известии о екатеринбургской трагедии 17 июля 1918 г. давшего клятву: «Никогда и м (разрядка наша. - Т.С.) этого не прощу» , А. Несмелов остро ощущал как общую, так и свою личную вину за происшедшее со страной, с Государем, вину за поражение в гражданской войне, за преданного и отданного белочехам Адмирала (стихотворения «В этот день», «Цареубийцы», «Пели добровольцы. Пыльные теплушки…», «В Нижнеудинске»). В его произведениях часто присутствуют и взаимодействуют такие категории, как грех и совесть:

Вопрошает совесть, как священник, Обличает Мученика тень… Неужели, Боже, нет прощенья Нам за этот сумасшедший день! (145)

Впервые эта тема появляется в поэме «Восстание», в основу которой положены подлинные исторические события (к примеру, знаменитое восстание юнкеров), имевшие место в Москве в октябре - ноябре 1917 г. и активным участником которых был А. Митропольский. Известно, что впервые с чтением своей поэмы А. Несмелов выступил на владивостокском «Вечере поэтов» 23 января 1923 г., и в том же 1923 г. фрагмент из нее был опубликован в «Октябре» - литературно-художественном приложении к владивостокской газете «Красное знамя» :

«Вперед! Помоги, создатель!» - Вперед! Помоги, Создатель! - И снова ружье в руках. Но заперся обыватель, Как крыса, сидит в домах. Мы заняли Кремль, мы - всюду Под влажным покровом тьмы, И все-таки только чуду Вверяем победу мы. (302–303)

Отважной горсти юнкеров Ты не помог, огромный город, - Из запертых своих домов, Из-за окон в тяжелых шторах - Ты лишь исхода ждал борьбы И каменел в поту от страха, И вырвала из рук судьбы Победу красная папаха. /…/ А те, кто выдержали брань, В своем изодранном мундире Спешат на Дон и на Кубань И начинают бой в Сибири. (305–306)

«Без России»

Арсений Митропольский принадлежал к последним.

Тема вины и покаяния - основная во многих произведениях А. Несмелова и постоянная в его поэтических сборниках разных лет. Она присутствует в стихотворении «Леонид Ещин» (сборник «Без России», 1931):

Докатились. Верней - докапали Единицами: рота, взвод… И разбилась фаланга Каппеля О бетон крепостных ворот. Нет, не так! В тыловые топи Увязили такую сталь! Проиграли, продали, пропили, У винтовок молчат уста. (93–94)

«Цареубийцы»

Она - в стихотворении «Цареубийцы» из более позднего сборника «Белая флотилия» (1942), который отделяет от предыдущего более десяти лет. «Цареубийцы» - страшное и горькое обвинение поэта своему окружению, в том числе и себе:

Мы теперь панихиды правим, С пышной щедростью ладан жже, Рядом с образом лики ставим, На поминки Царя идем. Бережем мы к убийцам злобу, Чтобы собственный грех загас, Но заслали Царя в трущобу Не при всех ли, увы, при нас? /…/ Только горсточка этот ворог, Как пыльцу бы его смело: Верноподданными - сто сорок Миллионов себя звало. Много лжи в нашем плаче позднем, Лицемернейшей болтовни, - Не за всех ли отраву возлил Некий яд, отравляющий дни. И один ли, одно ли имя Жертва страшных нетопырей? Нет, давно мы ночами злыми Убивали своих Царей. И над всеми легло проклятье, Всем нам давит тревога грудь: Замыкаешь ли, дом Ипатьев, Некий давний кровавый путь! (145–146)

«Но русской вере не изменим мы»

Своей клятве - «Но русской вере не изменим мы / И не забудем языка родного» («Великим постом», 225) - А. Несмелов оставался верным всю свою жизнь. Цельность его личности проявляется, с одной стороны, в том, что превыше всего на свете он ценил верность - своему делу, боевым товарищам («Верность есть в любви, верность есть в бою, /Нет у Бога превыше дара», 225), боевым командирам (много прекрасных и горьких строк поэт посвятил А.В. Колчаку - см. стихотворение «В Нижнеудинске»); а с другой - в той последовательности, с какой он развивал постоянные свои темы, к концу своей жизни не отказавшись ни от одной из них. Уже в 1940-е годы он писал:

Вздохнуть ли здесь, что «не было судьбы»,

Что навсегда для нас закрыты дали, Но ведь живет поэзия борьбы, Которой увлеченно мы дышали. Мы только ль в прошлом, только ли в былом? Нет, все еще звучит стальная лира… (228)

Неизбежность духовной работы

«Поэзия и религия, - считал Н. Гумилев, - две стороны одной и той же монеты. И та и другая требуют от человека духовной работы. Но не во имя практической цели, как этика и эстетика, а во имя высшей, не известной им самим» . Христианская покорность Божественному Провидению, вера в Христа, в Страшный суд, в «свет Христов, который и во тьме светит» , пронизывает все несмеловское творчество, все его радостные и горькие минуты. Собственно, несмеловское «И, быть может, на суде Христовом / Мне зачтется эта вот герань» («Герань», 227) - один из аспектов памятного гумилевского из его программного «Мои читатели» (1921):

И, представ перед ликом Бога С простыми и мудрыми словами, Ждать спокойно Его суда.

Поэзия - сила, способная спаять прошлое и будущее

Для Н. Гумилева на всем протяжении его творчества поэзия являлась магической, сверхъестественной силой - единственной, могущей спаять неразрывной цепью прошлое и будущее. Не случайно поэтому и свою поэтическую личность Н. Гумилев вслед за символистами во многом формировал по образу и подобию своих романтических персонажей. Он придавал огромное значение роли поэта, поэзии в обществе на различных этапах его развития. Гумилевское представление о назначении поэта воплотилось в его мечте о "золотом времени", когда общество будет управляться не политиками, а кастой (расой?) друидов, поэтов - магнатов. Не случайно поэтому составленную им Программу курса лекций по истории мировой поэзии Н. Гумилев открыл ткмой "Друидизм" (19). Приведем в этой связи помету А. Блока на полях одного из стихотворений сборника Н. Гумилева "Костер" ("И будут, как встарь поэты / Вести сердца к высоте, / Как ангел водит кометы / К неведомой им мете"): "Тут вся моя политика" - сказал мне Гумилев (20).

Николай Гумилев, в 1911 г. основавший объединение "Цех поэтов",закладывает в его основу мысль о поэтическом творчестве как ремесле, которое, как всякое ремесло, требует не только вдохновения, но, в первую очередь, умения и мастерства. А. Несмелов, полностью разделявший эти представления, руководит в Хаюбине Литературным кружком русской молодежи, а поэты харбинской литературной группы "Молодая Чураевка" (Л. Андерсен, В. Перелешин, Н. Щеголев, л. Хаиндрова, В. Слободчиков) считают его одним из своих учителей.

"Я седце нес"

Арсений Несмелов трактует поэтическое творчество как упорный, кропотливый труд, схожий с работой мастера - ювелира ("Постукивая точным молоточком, / Шлифуя ркчь, как индус - шар из яшмы…" - "На заданные рмфмы", 197), трубующий от художника максимальной самоотдачи, за который приходится платить самой высокой ценой - кровью, зачастую жизнью:

Окончен труд, с погасшей папиросой, С душой угасшей встал из-за стола… Как раненый, ладонь прижавшей к ране, Я сердце нес… Воистину непобедимо круты Ступени восхожденья к божеству…

(характерно название цитируемого стихотворения - "Изнемождение", 107).

Вслед за Н. Гумилевым А. Несмелов отстаивает право поэта на романтическую мечту в расчетливо-прагматическом XX веке:

Поэт не поет, не бряцает, - Он пишет, он лиру отверг… Но все-таки тайна мерцает Над ним. Ореол не померк Таинственности, романтизма. Горячих бессонных ночей…

(«Моему «Ундервуду»», 190–191).

«Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо», - писал Владимир Маяковский. В творчестве Арсения Несмелова после поражения в гражданской войне перо сменяет оружие. Когда-то неразлучимый с револьвером («Ты - в вытертой кобуре, / Я - в старой солдатской шинели…», 67), он и годы спустя помнит до мелочей все приметы своего личного оружия:

Любил я еще веблей (С отскакивающей скобою). Нагана нежней и злей, Он очень пригож для боя. /…/ Он пламя стволом лакал, Ему незнакома оробь… Его я швырнул в Байкал, В его голубую прорубь. А маузер - это вздор! Лишь в годы, когда тупеют, Огромный его топор Выпяливают портупеей…

(«Стихи о револьверах», 69).

В Харбине

В годы эмиграции, в Харбине, таким же близким другом, как прежде револьвер, и единственным спутником бессонных ночей поэту служит карандаш - символ и атрибут поэтического творчества, иногда «живой» («Память», 139), иногда - «осторожный» («Свет зажжен. Журнал разрезан…», 199), но всегда - самый близкий, кому можно доверить глубоко личное. В качестве примера приведем не вошедшее в прижизненные сборники А. Несмелова стихотворение о любви (двадцать строк), в котором зашифровано имя Елена и которое, наряду со стихотворениями А. Несмелова «За» (сборник «Без России», 1931) и «Флейта и барабан» (сборник «Белая флотилия», 1942), являющими собой поразительную гармонию лирического чувства и мастерского совершенства поэтической формы, можно поставить в один ряд с высокими образцами русской любовной лирики:

… День отошел… Отяжелевший, лег, Как вол послушный или слон рабочий, И эти двадцать или тридцать строк Едва-едва я выпрошу у Ночи. Не выпрошу - так вырву… Карандаш, Покорный друг видений, льнущий к окнам, - Еще одни стихи ты мне отдашь, Что зачинались ямбом пятистопным… А нужно мне сказать лишь об одном: О том, что сердце, стиснутое в обруч Томления, оберегало днем, И что теперь взошло, как женский образ… Не назову, не выскажусь ясней, Не обозначу знаком, цифрой, годом, Не намекну, не прошепчу во сне, А зашифрую самым строгим кодом… …Спасибо, Ночь. Спеши над миром течь Туманами, огнями голубыми… А мне, как заговорщику, беречь Еще Гомеру ведомое имя.

(«…День отошел…Отяжелевший, лег…», 197)

Назначение поэта

Характерно, что у А. Несмелова только карандаш - символ и атрибут поэтического творчества, интимный друг; перо же в его стихах появляется лишь эпизодически (например, в стихотворении «Ночью думал о том, об этом…», 156), а «Чернильницы нет и в помине, /Поэт, у тебя на столе. //А если и есть - юбилея /Сомнительной радости дар, / Когда голова побелеет / И рифмы слабеет удар…» («Моему «Ундервуду», 191).

Проблеме назначения поэта посвящено стихотворение А. Несмелова «В затонувшей субмарине» (сборник «Белая флотилия», 1942), ритмико-семантическим источником которого, несомненно, является «Волшебная скрипка» Н. Гумилева. Проблематика и поэтика - ритмика, строфика, эвфоника, грамматика, семантика обоих произведений, написанных завораживающим своей музыкой 8-стопным хореем с цезурой между 4-й и 5-й стопами, с перекрестными рифмами каждых четырех строк, во многом совпадают. Однако произведение А. Несмелова носит более трагический характер, ибо посвящено судьбе поэта-эмигранта. «Заживо замурованными», по выражению рано ушедшего из жизни талантливого поэта Бориса Поплавского (1903–1935), в эмиграции ощущали себя многие.

Сравним первые строфы произведений обоих поэтов.

«Волшебная скрипка» Н.Гумилева:

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Не проси об этом счастье, отравляющем миры. Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры. (82)

«В затонувшей субмарине» А. Несмелова: Облик рабский, низколобый отрыгнет поэт, отринет:

Несгибаемые души не снижают свой полет, Но поэтом быть попробуй в затонувшей субмарине, Где печать свою удушье на уста твои кладет. (143)

«Субмарина затонула»… «Больше ничего не будет»

К метафорическому определению своего творчества как «затонувшей субмарины» Арсений Несмелов не случайно обратится незадолго до своей трагической гибели в разговоре с харбинской журналисткой Е.А. Сентяниной (матерью Валерия Перелешина): «Неужели вы не видите, что все идет к концу? Больше ничего не будет. И ничего не нужно. Я собирался издать книгу стихов. Бумагу закупил. А вчера отдал бумагу даром. Книг больше не будет. Субмарина затонула» .

Предвидения поэта

Это предсказание оказалось пророческим, и сбылось точно так же, как и многие другие предвидения поэта. Одно из них - о судьбе русской диаспоры на Дальнем Востоке, о ее полном исчезновении, о судьбе Харбина:

Как чума, тревога бродит, - Гул лихих годин… Рок черту свою проводит Близ тебя, Харбин! Взрывы дальние, глухие, Алый взлет огня, - Вот и нет тебя, Россия, Государыня! /…/ Милый город, горд и строен, Будет день такой, Что не вспомнят, что построен Русской ты рукой…

(«Стихи о Харбине», 117–118)

Несмеловская оценка деятельности Петра I в «Стихах о Харбине» («Не Петровской ли закваски /Запоздалый след?», 117) лежит, с одной стороны, в русле славянофильской концепции об особом пути развития и особом предназначении России, а с другой - она вполне укладывается в традицию отечественной литературы революционных и послереволюционных лет, когда подобные оценки можно было найти в творчестве таких, например, поэтов, как Марина Цветаева (стихотворение «Петру», 1920): «Ты под котел кипящий этот / Сам подложил углей! / Родоначальник - ты - Советов…» , Максимилиан Волошин (поэма «Россия», 1924): «Великий Петр был первый большевик…» .

В течение первого послевоенного десятилетия некогда огромная русская диаспора в Китае исчезла совсем: одни были репатриированы в СССР, другие бежали - в США, Южную Америку, Австралию.

Еще одно пророчество

Другое пророчество Арсения Несмелова - о смерти в тюрьме. В его стихотворении «Моим судьям» - связанное с религиозными убеждениями естественное, не показное отсутствие боязни насильственной смерти. С поразительной точностью поэт предсказал обстоятельства своей гибели:

Заторопит конвоир: «Не мешкай!» Кто-нибудь вдогонку крикнет: «Гад!» С никому не нужною усмешкой Подниму свой непокорный взгляд. /…/ К надписям предшественников - имя Я прибавлю горькое свое. Сладостное «Боже, помяни мя» Выдолбит тупое острие. Все земное отжену, оставлю, Стану сердцем сумрачно-суров, И, как зверь, почувствовавший травлю, Вздрогну на залязгавший засов. И без жалоб, судорог, молений, Не взглянув на злые ваши лбы, Я умру, прошедший все ступени, Все обвалы наших поражений, Но не убежавший от борьбы! (151)

Крестный путь русских поэтов

А. Несмелов умер на полу пересылочной тюрьмы пограничной с Маньчжурией станции Гродеково близ Владивостока. И в этой трагедии - также поразительное совпадение жизненного финала двух поэтов. В написанном за пять лет до гибели «Рабочем» (первая публикация - в 1916 г. в газете «Одесский листок», затем включен в состав сборника 1918 г. «Костер») Н. Гумилев с такой же поразительной точностью, как впоследствии А. Несмелов, предсказал не только сам факт и место, но даже время своей смерти (он был расстрелян 25 августа 1921 г.):

Упаду, смертельно затоскую, Прошлое увижу наяву, Кровь ключом захлещет на сухую, Пыльную и мятую траву. И Господь воздаст мне полной мерой За недолгий мой и горький век…

Верные долгу и христианским заповедям, оба поэта прошли свой крестный путь до конца.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Цит. по: Витковский Е. Возвратившийся ветер // «Мы жили тогда на планете другой…» Антология поэзии русского зарубежья. 1920–1990 (Первая и вторая волна). Книга первая. М., 1995. С. 24.

2. Несмелов А. Без Москвы, без России: Стихотворения. Поэмы. Рассказы. М., 1990. С. 84. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием страницы.

3. Гумилев Н. Письма о русской поэзии // Гумилев Н. Соч.: В 3 т. М., 1991. Т. 3. С. 20.

4. Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. М., 1994. Т. 2. С. 8.

5. Гумилев Н. Соч.: В 3 т. М., 1991. Т. 1. С. 289.

6. Книга «История русской эмиграции в Шанхае» написана Ван Джи Чаном. Отечественного аналога - «История русской эмиграции в Китае» - до настоящего времени не существует.

7. Гумилев Н. Собр. соч: В 3 т. Т. 1. С. 172.

8. Там же. С. 91.

9. Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990. С. 33.

10. Там же. С. 144.

11. Там же. С. 143.

12. Волошин М. Жизнь - бесконечное познанье. М., 1995. С. 91.

13. Борис Чичибабин в стихах и прозе: В 2 т. Харьков, 1998. Т. 1. С. 367.

14. Цит. по: Кунина И. Моя гумилевская весна //Литературное обозрение. 1991. № 9. С. 101.

15. См.: Несмелов А. Без Москвы, без России: Стихотворения. Поэмы. Рассказы. М., 1990. С. 452.

16. Гумилев Н. Письма о русской поэзии // Гумилев Н. Соч.: В 3 т. М., 1991. Т. 3. С. 20.

17. Бердяев Н. Миросозерцание Достоевского // Бердяев Николай. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М., 1994. Т. 2. С. 21.

18. Гумилев Н. Соч.: В 3 т. М., 1991. Т. 1. С. 308.

19. Там же. Т.3. С. 230.

20. Цит. по: Библиотека Александра Блока. Описание. Кн.1. Л., 1984. С. 254.

21. Цит. по: Перелешин В. Об Арсении Несмелове // Ново-Басманная, 19. М., 1990. С. 673.

22. Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. М., 1994. Т. 1. С. 565.

23. Волошин М. Жизнь - бесконечное познанье. М., 1995. С. 185.

24. Гумилев Н. Соч.: В 3 т. М., 1991. Т.1. С.216.

К русскому читателю наконец возвращаются имена и произведения замечательных поэтов, связавших свою судьбу с Белой армией. Только теперь мы можем сказать, что та, прежняя, Гражданская война закончилась. И если в русской литературе уже давно восстановлены погубленные большевиками Н.Клюев, С.Клычков, П.Васильев, то отчего же так надолго забыли про не менее значимых для нас выразителей русской души, не менее талантливых певцов России? Да, они были белогвардейцами и воевали против новой власти за иначе понимаемую свободу. И очень долгие годы их называли врагами. Но в их груди билось русское сердце, искренне любящее Родину, и в их венах текла родная русская кровь, помнящая подвиги наших великих предков. Их поэтическое слово должно быть также дорого русской литературе, тем более что художественные образы, созданные в свое время этими великолепными поэтами, для нас, нынешних читателей, — это совершенно новое, неожиданное, а для кого-то потрясающее открытие.

Наш долг восстановит ь справедливость и вернуть к духовной жизни замечательных русских поэтов — Арсения Несмелова, Николая Туроверова, Сергея Бехтеева, Ивана Савина, Марианну Колосову и других, исторгнутых из российской словесности на волне классовой вражды. Пора заговорить о них в полный голос. В противном случае Серебряный век русской поэзии теряет свою цельность.

До чего же понятна и близка по духу поэзия Белого движения нынешнему времени! К 1917 году народ России по Конституции уже был уравнен в правах, а деление людей на «непримиримые классы» было навязано, искусственно внедрено в сознание обывателей социал-демократической пропагандой того времени. И враги русских, воспользовавшись войной, которую вела страна, и предательством масонского Временного правительства путем обмана рабочих и солдат сумели перехватить власть в «отпавшей» столице.

Моральное состояние лучших людей России после Октябрьского переворота легко себе представить, вспомнив душевные переживания нас, русских патриотов, в августе 1991-го и в октябре 1993 годов. С той лишь разницей, что они, патриоты начала XX века, с оружием в руках поднялись на борьбу с безбожным, безжалостным, русофобским врагом. Мы же на это оказались не способны. Им так же, как и нам теперь, было близко осознание потери великой тысячелетней Родины… И разве не те же мысли и чувства, выраженные при обороне Кремля 90 лет назад белым офицером Арсением Несмеловым, владели нами, когда на глазах у всего мира и, главное, на глазах всей сидящей у телевизора России расстреливали защитников Дома Советов?

…Отважной горсти юнкеров
Ты не помог, огромный город,
Из запертых своих домов,
Из-за окон в тяжелых шторах.
Ты лишь исхода ждал борьбы
И каменел в поту от страха.
И вырвала из рук судьбы
Победу красная папаха.
Всего мгновение, момент
Упущен был — упал со стоном.
И тащится интеллигент
К совдепу с просьбой и поклоном…

Так исторически сложилось, что лучшие (во всех смыслах) люди России большей частью находились тогда среди военных, тем более во время Германской войны. И потому в рядах русских боевых офицеров были Николай Гумилев и Арсений Несмелов. «Золотое сердце России Мерно бьется в груди моей» — сказал первый из них, и был расстрелян в 1921 году. «Тебя добудем мы в бою, Первопрестольная столица!» — выкрикнул второй и вынужден был через всю Сибирь с боями и армией Колчака отойти к Владивостоку. А смертный приговор, вынесенный ему в 1924 году, был приведен в исполнение с опозданием на 21 год. Но поэзия Н.Гумилева давно уже вернулась к русскому читателю и обрела свое место на литературном Олимпе. В то время как стихов Арсения Несмелова до сих пор у нас почти никто не знает, имя это практически остается неизвестным. Потому что он до конца Гражданской войны противостоял врагам исторической России — тем, чьи потомки на наших глазах вновь прорвались в Кремль. Ну, как же, разве можно было допустить к российскому читателю такие строки?

…В этот день страна себя ломала,
Не взглянув на то, что впереди,
В этот день царица прижимала
Руки к холодеющей груди.
В этот день в посольствах шифровали
Первой сводки беглые кроки.
В этот день отменно ликовали
Явные и тайные враги.
В этот день… Довольно, Бога ради!
Знаем, знаем, — надломилась ось:
В этот день в отпавшем Петрограде
Мощного героя не нашлось.
Этот день возник, кроваво вспенен,
Этим днем начался русский гон —
В этот день садился где-то Ленин
В свой запломбированный вагон…

Арсений Иванович Несмелов (Митропольский) родился 8 июня (по ст. стилю) 1889 года в Москве в дворянской семье, прошел обучение во Втором Московском и Нижегородском Аракчеевском кадетских корпусах. Первый его сборник стихов и прозы «Военные странички» вышел в 1915 году.

В звании поручика Царской армии А.Несмелов участвовал в боях Первой мировой войны. Получил ранение. За исключительное бесстрашие был награжден четырьмя орденами.

Осенью 1917 года он принимал участие в московском антибольшевистском восстании юнкеров, жестоко подавленном, которое позже описал в поэме «Восстание». Затем воевал в рядах Белой гвардии — в войсках адмирала Колчака и генерала Каппеля. Участвовал в Сибирском Ледяном походе — одном из наиболее трагических и суровых испытаний Гражданской войны (до сих пор малоизвестных большинству наших современников).

В документах Белой гвардии этот поход назван Великим Сибирским (Ледяным) походом. Возглавил его главнокомандующий Восточным фронтом генерал-лейтенант В.О. Каппель, который в ноябре 1919 года, оставив Омск, двинул 30-тысячную пеше-конную армию на Иркутск — на освобождение предательски арестованного чехословацким корпусом Верховного Правителя России адмирала А.В. Колчака и выданного большевикам. Продвигались с постоянными боями от города к городу: Омск — Ново-Николаевск (Новосибирск) — Барнаул — Красноярск… Однако освободить адмирала не удалось, не успели, он был расстрелян большевиками по прямому приказу Ленина. Тогда каппелевцы двумя колоннами обогнули Иркутск и вышли к Байкалу. В феврале 1920 года армия генерала Каппеля перешла Байкал по льду и вышла к станции Мысовая, где их ждали войска атамана Семенова и санитарные поезда. Это была самая тяжелая часть пути Великого Сибирского (Ледяного) похода. Что такое зима в Сибири — никому объяснять не надо. На станции Мысовая раненые и больныекаппелевцы были погружены в эшелоны, а остальные продолжили этот беспримерный поход до Читы. Всего было преодолено более тысячи километров. По его окончании был учрежден Знак отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский поход», который ставился в один ряд с Орденом Святого Георгия.

Находясь в Приморье, в Дальневосточной республике (ДВР), А.Несмелов всецело посвятил себя литературному творчеству. Во Владивостоке им были изданы сборники стихотворений «Стихи» (1921) и «Уступы» (1924), а также поэма «Тихвин» (1922). Здесь он взял себе псевдонимом фамилию (Несмелов) погибшего в бою товарища.

После установления советской власти на Дальнем Востоке А.Несмелов почти два года продолжал оставаться во Владивостоке под надзором ОГПУ без права выезда. Но в 1924 году, заблаговременно узнав о готовившихся новой властью расправах над бывшими белогвардейцами, покинул Родину и через глухую тайгу, через советско-китайскую границу и гаоляновые джунгли сумел добраться до Харбина — главного дальневосточного центра русской эмиграции.

В Харбине поэтический талант Несмелова раскрылся во всей своей силе. По признанию эмигрантских литературных кругов, Несмелов стал одним из лучших русских дальневосточных поэтов. Особую популярность имела его крайне необычная и оттого захватывающая «Баллада о даурском бароне», которая переписывалась и передавалась из рук в руки, как когда-то лермонтовское «На смерть поэта». И хотя в ней с холодной отстраненностью описаны бередящие душу зверства полусумасшедшего барона Унгерна, все же художественное своеобразие и поэтически мастерская форма этой баллады заставляют любого читателя запомнить ее навсегда.

Стихи Несмелова публиковались не только в изданиях русской эмиграции в Китае, но и в Европе, и даже (в 1927—1929 годах) в советском журнале «Сибирские огни». В Китае вышли его поэтические книги «Кровавый отблеск» (Харбин, 1929), «Без России» (Харбин, 1931), «Через океан» (Шанхай, 1934), «Только такие!» (Харбин, 1936), «Полустанок» (Харбин, 1938), «Белая Флотилия» (Харбин, 1942)., а также сборник новелл «Рассказы о войне» (Шанхай, 1936). В Берне отдельным изданием увидела свет его поэма «Георгий Семена» (1936). Творчество Арсения Несмелова высоко оценивали Борис Пастернак, Марина Цветаева, Николай Асеев, Леонид Мартынов и другие советские поэты.

Однако вынесенный большевистским режимом приговор все же настиг поэта. После вступления советских войск в Харбин в августе 1945 г. Несмелов был арестован и переправлен в Советский Союз. Жизнь его оборвалась в том же году в тюремной камере НКВД.

Если нынешнее русское сопротивление заключено в основном в печатном слове, в песне, в митинге (правда, даже это толкает власть в страхе принимать все новые законы, ужесточающие ответственность за так называемую ксенофобию, приписываемую этой властью исключительно русским национально мыслящим патриотам), то сопротивление большевистской диктатуре требовало борьбы подлинной, героической, сопряженной с личной гибелью. Воины из Белого стана, сопротивляясь насилию, сознательно шли на смерть. И потому их поэты были выразителями подлинного, героического патриотизма. В их сердцах жила Родина, великая и прекрасная, их патриотизм был глубоко искренним и национально-волевым.

Пели добровольцы, Пыльные теплушки
Ринулись на запад в стукоте колес.
С бронзовой платформы выглянули пушки.
Натиск и победа! или — под откос.

Трагедия, пережитая ими, была ничуть не меньшей, чем та, какую переживаем ныне мы. И разве не о нашем времени сказаны эти слова? Ведь это к нам, нынешним, сквозь годы забвения обращается героический, пронзительно-русский поэт Арсений Несмелов:

Воля к победе.
Воля к жизни.
Четкое сердце.
Верный глаз.
Только такие нужны Отчизне,
Только таких выкликает час.
Через засеки
И волчьи ямы,
Спешенным строем
Иль на коне.
Прямы, напористы и упрямы —
Только такие нужны стране.

Время все расставляет по своим местам. Шелуха отпадает и превращается в прах. Но живое слово, за которым стоят честь и достоинство, как зеленая ветвь, пробивается сквозь любые нагромождения лжи и клеветы. Поэты Белой гвардии возвращаются на Родину своим блистательным творчеством. Они возвращаются к нам на века и уже никогда не уйдут из наших сердец.

Валерий Хатюшин